Наталья Соловьева: Археологи не решают судьбу памятников

05.02.2010 13:51 http://www.fontanka.ru/2010/02/03/116/

Интерес к истории своего города, бережное отношение к его облику – едва ли не самые характерные черты петербуржцев. Поэтому не удивительно, что археологические открытия, сделанные на территории бывшей крепости Ниеншанц обсуждаются не только в профессиональных кругах, а оказались в центре внимания широкой общественности. О находках, сделанных во время археологического исследования территории строительства ОДЦ «Охта», и о продолжении работ по изучению исторического наследия рассказывает научный сотрудник института Истории материальной культуры, кандидат исторических наук Наталья Соловьева.

- Наталья Федоровна, расскажите, пожалуйста, сначала о том, что из себя представляет ваш институт?

- Я позволю себе сказать, что Институт истории материальной культуры Российской Академии Наук - институт с мировым именем. Мы — старейшее государственное археологическое учреждение России, наследники Императорской археологической комиссии. То есть, можно сказать, что мы ведем свою историю с 1859 года. В штате института - 25 докторов наук и около 60 кандидатов. Наши специалисты занимаются теоретической и практической археологией, ежегодно проводится более двух десятков экспедиций, исследующих археологические памятники не только на территории России, но и в других странах. Мы ведем работу по многим направлениям - в Институте четыре научных отдела: отдел палеолита, изучающий культуры Евразии эпохи камня; отдел Центральной Азии и Кавказа, сотрудники которого занимаются исследованием раннеземледельческих культур и городских цивилизаций Центральной Азии, Кавказа, Среднего и Ближнего Востока, археологических культур степной зоны Евразии; сотрудники группы античной археологии работают на памятниках Северного Причерноморья, на Тамани, отдел славяно-финской археологии — это, прежде всего исследование Древней Руси и памятников Балтийского региона. У нас есть лаборатория радиоуглеродного датирования, где определяется возраст экспонатов; трассологическая лаборатория, где на орудиях изучаются следы деятельности человека. Занимаются наши сотрудники и новостроечной археологией.

- Вы произнесли страшновато звучащий термин – «новостроечная археология». Что он обозначает?

- Новостроечная археология существует во всем мире. В общих чертах все очень просто – при проектировании нового строительства в местах сложившейся исторической застройки или при прокладке дороги, там, где есть культурный слой, необходимо провести археологические исследования. Раскопки всегда проводятся на деньги того, кто планирует строительство.

- А я правильно понимаю, что сейчас, во времена рыночной экономии, именно на новостроечную археологию приходится основной объем деятельности вашего института?

- Нет, не совсем так. Новостроечная археология - один из видов деятельности, безусловно, необходимый, но не самый значимый.

- И на каких объектах в нашем городе вы проводили исследования?

- Перечислять все – это очень долго! Мы гордимся результатами исследований собора святой Екатерины в Пушкине, нам удалось полностью исследовать фундамент, мы обнаружили останки последнего настоятеля собора. Знаете, сейчас, когда храм практически воссоздан, все участники нашего проекта, приезжая в Пушкин, испытывают удивительное чувство сопричасности великому делу. Интересные результаты были получены прошлым летом на Васильевском острове в Благовещенском саду, где проводилась реконструкция. В Некрасовском саду мы обнаружили неожиданно много интересных находок. Вообще-то на тему городских раскопок можно говорить бесконечно…

- Ваш институт победил в конкурсе на территории будущего строительства здания ОДЦ «Охта». Какую работу предстоит выполнить вашему коллективу?

- В течение трех лет там трудились наши коллеги. Они проводили трудоемкие, тщательные археологические исследования. На высоком профессиональном уровне была проделана огромная работа, которую необходимо продолжать.

Предстоящие археологические исследования – это огромная кропотливая работа, точный срок окончания которой пока никто не возьмется назвать. По завершении раскопок результаты археологических исследований будут переданы в государственные органы охраны памятников, которые определят статус вновь выявленного объекта. Уже сейчас, до начала завершающего этапа работ разрабатывается проект музеефикации, свои рекомендации для него составляют профильные археологические, музейные и архитектурные учреждения. На основании их заключений и результатов исследования и будет выбран наилучший вариант сохранения памятника.

Хочу подчеркнуть: мы - археологи, и в нашу задачу входит только проведение максимально тщательных археологических исследований. Мы не решаем судьбу памятника, это – задача соответствующих органов.

- Когда говорят о результатах раскопок на Охтинском мысу, очень часто звучат слова «уникальное открытие». Это на самом деле так или подобные заявления можно считать художественным преувеличением?

- Понимаете, все знали о том, что на этом месте находилась крепость Ниеншанц – был установлен соответствующий памятный знак. Те, кто всерьез интересовался отечественной историей, знали и о существовании крепости Ландскрона. Но все были уверены в том, что при строительстве корпусов «Петрозавода» большинство объектов было разрушено. При раскопках были обнаружены остатки рвов двух крепостей Ниеншанца, фрагменты крепости XIV века Ландскрона и остатки Ижорского городища. Выяснились очень интересные детали – например, в сооружении башен Ландскроны принимали участие итальянские архитекторы. А уж значение обнаруженных неолитических слоев просто невозможно переоценить. Получается, что на территории современного Петербурга люди жили очень давно, причем, если судить по уровню залегания неолитических слоев, поселения были здесь еще до появления Невы. Это, безусловно, научное открытие, имеющее значение не только для нашего города и Северо-Западного региона, но и для мировой археологической науки.

- Понятно, что пока еще рано говорить о том, как можно было бы сохранить этот памятник. Но все же – существуют ли какие-то варианты его консервации?

- Сейчас обсуждаются разные варианты от частичной музеефикации до создания ландшафтного парка. Но в последнем случае мы сталкиваемся с большим количеством проблем. Даже если оставить в стороне вопросы финансирования сооружения парка и его содержания, сохранения земляных сооружений в нашем климате, консервацию деревянных фрагментов – то есть те вопросы, которые на обывательском уровне не решаются, то остается еще множество проблем. Как быть с котлованами, и остатками фундаментов зданий «Петрозавода», разрушивших фортификационные сооружения? Как убрать «лес» свай, торчащих из крепостных рвов? Что делать со Свердловской набережной, уничтожившей часть крепости Ниеншанц? Есть вариант, который предполагает передать все движимые объекты в музей, остальные – частично музеефицировать. Если пофантазировать, то можно, например, предложить такой способ – выполнить макет какой-либо из крепостей, трассировать планы остальных, создать хорошую экспозицию находок и устраивать экскурсии. Можно исходить из того, что памятник многослойный и сделать вертикальный срез эпох. Представляете – идете по лестнице: поворот – и вы в неолите, пролет вверх – Ижорское городище, и так далее. Семь тысяч лет на одной лестнице!

- А деревянные конструкции можно будет оставить открытыми? Ведь сейчас существуют способы их консервации…

- Такие способы существуют, но они очень затратны. Требуются специальные ванны и препараты. Если речь идет о сооружениях большого размера, то их в любом случае придется разбирать на части, транспортировать к тому месту, где расположены ванны, пропитывать консервирующими растворами, потом собирать заново. И этот процесс придется периодически повторять.

- Но я правильно понимаю, что пока ни о каком строительстве на месте раскопок, а тем более уничтожении памятника речи не идет?

- Конечно. Сейчас важно решить провести археологические исследования и решить вопрос музеефикации Это – обычная последовательность действий для новостроечной археологии: вначале проводятся исследования, потом результаты в виде отчета передаются, как я уже говорила, в государственные органы охраны памятников, проводится экспертиза, которая определяет наличие или отсутствие возможности нового строительства.

- А как быть с бульдозером, который раскатывает по территории раскопок?

- А Вы знаете такое понятие – «техногенный слой»? Бульдозер, это, кстати, мини-трактор, снимает верхние слои почвы, образовавшиеся в 20-ом веке. Работа выполняется под надзором археолога, который обязательно находится на площадке. Как только техногенные слои будут сняты, трактор «выгоняют», и исследователи приступают к изучению культурного слоя – с этой минуты археологи всю работу выполняют уже без привлечения техники.

- А уже известно, кто будет участвовать в раскопках?

- Понимаете, у каждого из нас есть свои планы, свои научные темы. Я, например, возглавляю единственную российскую археологическую экспедицию, которая ведет раскопки в Туркменистане. Сотрудники группы охранной археологии продолжают свои исследования памятников. Но всем придется корректировать планы. Мы, безусловно, будем приглашать специалистов из других городов и, разумеется, надеемся, что археологи, уже работавшие на Охте, присоединятся к нам.

- Насколько я знаю, археологические исследования на этом объекте проводило НП «Наследие», но эта организация не подавала документы на конкурс. Получается, что Петр Сорокин, руководивший раскопками, больше не будет принимать участия в работах?

- Вклад научного сотрудника нашего института Петра Егоровича Сорокина в исследование Ниеншанца велик. Учитывая его большой опыт работ и, еще раз повторю, вклад в исследование Ниеншанца, мы планируем предложить ему занять место руководителя полевых исследований в нашем проекте.

- Наталья Федоровна, в околопрофессиональных кругах бытует мнение, что у Петра Егоровича Сорокина отнимают его авторские права. Насколько эти разговоры соответствуют истине?

- Всем профессионалам совершенно очевидно, что все авторские права и права на публикацию остаются за Петром Егоровичем. Это - не обсуждается.

Беседовала Елена Алексеева, "Фонтанка.ру"