СЛУЧАЙНЫЙ ТРЕНД НЕ ПОВОД ДЛЯ УРОДСТВА
О роли Елисеевского магазина в деле постройки небоскреба "Газпрома"

Михаил Золотоносов

Город, 15.10.2007 http://www.gorod-spb.ru/story.php?st=9684

В "Истории уродства" Умберто Эко привел пример с Эйфелевой башней как один из самых характерных: инженер еще не закончил постройку, когда в 1887 году газета "Le Temps" опубликовала письмо, подписанное Дюма-сыном, Мопассаном, Гуно, Сарду, Сюлли-Прюдомом и другими: "Мы, писатели, живописцы, скульпторы, архитекторы, страстные поклонники красоты Парижа, до сих пор остававшейся неприкосновенной, изо всех сил возмущенно протестуем "..." против возведения в центре нашей столицы бесполезной и чудовищной башни".

Затем следовали нападки на "гигантскую черную заводскую трубу, которая подобно чернильному пятну будет отбрасывать на Париж свою омерзительную тень мерзкого столба из клепаной жести". Эйфель в ответ напоминал, что это будет самая высокая из когда-либо возводившихся людьми построек. "Дело Эйфеля", резюмирует Умберто Эко, "поныне остается свидетельством так называемой изменчивости вкуса".
В общем получается, что Эйфель победил и оставил в дураках всех этих Мопассанов и Дюма-сыновей.

Гении и мещане

Пример с Эйфелевой башней - пожалуй, главный аргумент на все времена тех, кто пытается внедрить новые постройки в сложившуюся среду. В незавершенных спорах вокруг 400-метровой "газовой камеры" этот аргумент приводился не раз. Споры продолжаются, PR тоже продолжается, и теперь феномен изменчивости вкуса демонстрирует специальная выставка "Архитектура Санкт-Петербурга. Конфликты и противоречия", открытая в музее "Ниеншанц". Генеральным спонсором выступил "Газпром Нефть", а просто спонсором "Охта-центр" (исходное название - "Газпром-сити").

Собственно выставка состоит из четырех очень скромных, если не сказать невыразительных стендов, и не стоило бы о ней вообще писать, если бы не ее идеология. Новинка этой выставки заключена в том, что от Эйфелевой башни перешли к собственно петербургским примерам. Которые должны убедительно продемонстрировать две вещи:
- в истории петербургской архитектуры всегда возникали здания, которые стилистически противоречили сложившейся архитектурной среде;
- всегда люди были против новых построек - так уж они, люди, видимо, устроены, что идут на конфликт со всем новым в силу своей косности, тупости, недальновидности, непонимания прогресса, мещанской самодостаточности.
Эта совсем нехитрая логическая конструкция призвана методом почти математической индукции доказать, что и в случае с "Газпром-сити" (он же "Охта-центр") происходит все то же самое. Поэтому новаторы и гении, противостоящие во все времена жалким мещанам и обывателям, должны идти своей дорогой и строить, невзирая на протесты. Это концепция выставки, автором которой является (согласно каталогу) Софья Касым, исполнительный директор фонда поддержки культурного наследия "Охта".

Кстати, не случайно выставку отрекламировал "Петербургский дневник" (2007. 8 окт. No 39). Много ли выставок полосовыми материалами рекламирует этот еженедельник правительства Петербурга? А вот эту отрекламировал. "Истина - дочь времени" - называется материал. Главная мысль: надо небоскреб построить. Тем более, как указано в этой забавной статье, небоскреб не только ничего не испортит, а наоборот, он еще и "поможет историческому центру Петербурга сохранить гармонию исторического ансамбля".

Кстати, позади гигантского здания (Красногвардейская пл., 2, бизнес-центр "Аскольд"), в котором располагается музей "Ниеншанц" и соответственно выставка, продолжается очистка территории от зданий "Петрозавода". Проект Градостроительным советом одобрен не был, а к строительству готовятся - это характерно для нашего времени.

Куда конь с копытом...

Архитектурные примеры, которые показаны на выставке в музее "Ниеншанц", в общем-то очевидны. Первым в каталоге, как и следовало ожидать, описан торговый дом Елисеевых, т.е. магазин "Елисеевский" на Невском пр., построенный в 1900 - 1903 гг.
Как сказано о нем в каталоге выставки, он стал "примером забвения русских архитектурных традиций и утраты художественного вкуса "..." Броские претенциозные формы раннего модерна агрессивно вторглись в классицистское окружение. "..." Здание вызывало исключительно болезненную реакцию общественности. "..." Надо было обладать богатством и амбициями поистине вызывающими, чтобы позволить себе такое вмешательство".

Тут же рядом в каталоге дана копия заметки из "Петербургского листка": "И тут перед очами петербуржцев предстал во всем блеске московский купец-толстосум. Богато, вычурно, претенциозно и... непонятно. Не то дачный особняк, не то кондитерское произведение - только в громадном масштабе. Странная архитектура! Не дом, а каменный Пуд Пудыч, не знающий, куда деваться со своими миллионами. "..." Ренессанс, где все легко, просто, воздушно, изящно - и декадентщина, которая сама не знает, чего хочет".

Автор каталога не скрывает аргументов против, наоборот, он готов перечислить их все, потому что чем больше негативных оценок, тем заметнее феномен изменчивости вкуса: сейчас-то это памятник архитектуры! Поэтому что сегодня стоят обвинения архитектора Барановского "в нарушении пропорционального строя и масштаба окружающей застройки" - все равно ведь к зданию привыкли, а раз он памятник, то берегут и восхищаются.

Всю эту "логику" опровергнуть нетрудно. Во-первых, привыкли или нет - вопрос спорный, диссонанс с архитектурной средой весьма значительный; во-вторых, в то время, когда здание строилось, еще не оформилась идеология охраны исторического центра Петербурга как ценной архитектурной среды, историзм в отношении к городу еще не получил не только юридического, но и культурологического обоснования, процесс в конце 1900-х - начале 1910-х гг. только начинался.

В-третьих, признание здания памятником архитектуры не означает, что теперь уже не считается, что оно нарушило единство стиля Невского пр. - этот памятник призван демонстрировать нарушение стиля, что тоже с исторической точки зрения важно. И дело не только в нарушении масштаба, т.е. в превышении размера по высоте. Не менее важен отказ от традиционных для архитектурной среды Невского материалов, рисунка фасада, его ритма и т.п.

В связи с этим находится весьма позднее официальное включение торгового дома "Братья Елисеевы" (равно как и дома компании "Зингер") в число памятников архитектуры: это было сделано не постановлением Совета министров РСФСР No 1327 от 30 августа 1960 г. (как для большинства ценных зданий на Невском пр.), а решением Малого совета Санкт-Петербургского горсовета No 327 от 7 сентября 1993 г. (и подтверждено указом президента No 176 от 20 февраля 1995 г.). Примечательно, что в известной книге "Памятники архитектуры Ленинграда" (1969) здания торгового дома "Братья Елисеевы" вообще нет. Государственная инспекция по охране памятников не считала его даже вновь выявленным объектом, и такое отношение не случайно, потому что сложилось исторически, исходя из явного нарушения архитектурного контекста, которым ознаменовалось строительство магазина.

В результате на основе этого примера нельзя утверждать, что любые градостроительные ошибки со временем таковыми перестают быть. Чей-то глаз, может быть, и привыкает, но слепота - не критерий для историко-культурной оценки. Нельзя градостроительные ошибки прошлого делать плацдармом для новых градостроительных ошибок.
Между тем такая логика у нас существует, и уже не первый год. Скажем, архитектор Е. Герасимов ни на минуту не забывал, что его проект гигантской гостиницы на пл. Островского, нарушивший ансамбль Росси, активно внедрившийся в него и исказивший, имел прецеденты: в 1879 г. были построены угловой дом архитектора Н. П. Басина (пл. Островского, 5) и здание Городского кредитного общества (пл. Островского, 7). Получалось, что раз можно было нарушать гармонию ансамбля Росси в 1879 году, и эти здания теперь памятники архитектуры (одно федерального, другое местного значения), то можно продолжать крушить ансамбль Росси и дальше, в начале XXI века.

Хотелось бы в качестве аргументации чего-то более хитроумного. Но на это не способны. Просто из чужих градостроительных ошибок выводят право на свои ошибки, гордо именуемые "амбициозными проектами".

Свиньин под дубом

Что же касается оформления идеологии охраны зданий и архитектурной среды, то могу привести любопытный пример - статью известного архитектурного критика Г. Лукомского, посвященную новостройке 1911 года, зданию Этнографического музея.

Главное, что отметил Лукомский, - искажение ансамбля Росси, порча стиля, которую допустил архитектор В. Свиньин. Лукомский, исходя из того, что работы Росси надо охранять от вмешательств, подробно писал о недостатках проекта здания Этнографического отдела Русского музея, заключающихся "в непропорциональности масс, в аляповатости и безмерной налепленности украшений и в несоблюдении многих элементарнейших начал монументальной композиции. При достаточно богатой отделке первого плана чрезмерно перегружена украшениями плоскость, находящаяся сзади "...". Сюжет деталей нарочит и потому часто нелеп "...". Еще хуже выполнение фигурных фризов. Несносна группа с Афиной Палладой во главе. "..." Во флигеле Свиньина нет и намека на ту жизнь, на то благороднейшее обаяние, которыми одухотворено Россиевсое здание! "..." Сравнивая боковые части нового здания со старым, видим полное искажение и, более, - нежелание примениться к первоисточнику. "..." Относительно места постройки, мне кажется, теперь уже всем стало ясно, что новое здание должно было находиться рядом с боковым флигелем и отступя от него - на углу Садовой и Инженерной улиц. Но пощадили флигель, занятый квартирами служащих, и не уберегли Россиевское здание!" (Лукомский Г. Об архитектуре Петербурга // Русская художественная летопись. 1912. No 5).
Критерии, которыми руководствовался Лукомский, нисколько не изменились, и то, что здание Этнографического музея с 1962 г. - памятник архитектуры федерального значения, еще не означает, что оно к 1960-м годам постепенно "высидело" себе место в золотом фонде и стало образцовым с архитектурной точки зрения.

Памятник - не обязательно образец высокого искусства, памятник это фиксация того, что получилось. Хотя у нас пытаются внедрить идею о том, что охраняемые памятники - это обязательно образцы красоты.
Если говорить о том же Этнографическом музее, то достаточно вспомнить недавнюю историю (2004 г.) с попыткой построить позади музея, на охраняемой территории Михайловского сада, жилой дом - как нагрузку к новому зданию фондохранилища, которое Свиньин построить не успел, а мы достроим. Логика тогда была такой: Свиньин не достроил, ему помешала война 1914 года, а мы теперь памятник архитектуры, Этнографический музей достроим по планам Свиньина, а заодно возведем в Михайловском саду еще и многофункциональный комплекс "Плаза".

На самом деле, если эту демагогию деконструировать, то окажется: здание Свиньина было признано неудачным, потому стройку и свернули в 1911 году и более не продолжали. И потому сейчас ориентироваться на неудачный незавершенный проект и завершать его нет вообще никакого резона. Не говоря уже о том, что здания музея находится в охранной зоне, где запрещено любое новое строительство и даже проектирование этого строительства.

Деньга велит*

В каталоге выставки есть и другие примеры конфликтов и противоречий. Подробно описана история строительства Гостиного двора на Невском пр., сквозным мотивом которой является борьба властей с купцами: власть хотела, чтобы каменное здание строилось за счет частных инвесторов, а купцы стремились, чтобы деньги дала казна. Когда же в итоге купцов все-таки заставили оплатить строительство, они старались всемерно удешевить здание и саботировали реализацию дорогих проектов. Звучит эта история современно, потому что тот "стеклянный стиль", который распространился ныне повсеместно, является именно способом удешевления как проектирования, так и строительства.
Следующий пример каталога - дом компании "Зингер": "В начале ХХ века далеко не все жители Петербурга были в восторге от нового здания "..." И сколько было шума и негодования, когда старое здание, на месте которого и должно было появиться произведение П. Ю. Сюзора, пошло на слом!" Особенно горожан возмущал американский стиль здания. Однако и тут все со временем улеглось.

Потом идут примеры с памятником Александру III работы П. Трубецкого и Исаакиевским собором. "Появление Исаакиевского собора, - читаем в каталоге, - "..." сразу же вызвало общественный протест, переросший в полемику, длящуюся до сих пор. Особенно острое критическое отношение собор вызывал у современников Монферрана По мнению многих исследователей, масса собора, удручающе огромная, несоразмерная с окружающими постройками, не может считаться признаком хорошего вкуса "..." Особенно раздражали знатоков курьезные колоколенки, посаженные по сторонам непропорционально высокого барабана. Все вместе это выглядело карикатурой на русское пятиглавие. Именно благодаря таким колоколенкам силуэт собора напоминает перегруженный излишествами настольный чернильный прибор". Тут же приводятся отрицательные суждения К. Брюллова, В. Стасова и И. Грабаря.
То есть из каталога получается, что в городе буквально нет зданий, которые не вызывали бы негативных оценок, из чего следует, что на негативные оценки вообще не следует обращать внимания. Никто же не предлагает сносить Исаакиевский собор из-за того, что Стасов считал его богатым и безвкусным, а Брюллов - "мрачной массой".
А ведь теперь невозможно представить облик Петербурга без этой безвкусной и мрачной массы! Поэтому не стоит прислушиваться к мнению авторитетов и в связи с 400-метровой башней, которую задумал внедрить в город "Газпром".
Каталог завершают сюжеты сноса четырех церквей, иллюстрирующие варварское отношение коммунистов к национальному достоянию, и проекты 1986 - 1987 гг. о намыве территорий в акватории Невской губы и строительстве на них жилых домов. Все ведь изменчиво: то храмы были не нужны, а теперь опять нужны. То намыв территории в заливе казался чистым безумием, то нынче, по прошествии 20 лет, реализуется. В общем, как напомнила в предисловии к каталогу С. Касым, исполнительный директор фонда "Охта". "...И только время является лучшим судьей, который расставляет все по своим местам".

Из этого философского резюме следует, что люди ничего оценить не в состоянии, поэтому пусть все решает инвестор, а в более общем смысле - деньги.
Мысль столь же ясная, сколь и ошибочная. Никакое время не в состоянии архитектурную ошибку превратить в достижение, и в этом все дело.
Кстати, если следовать логике создателей выставки, снос церквей - например, на Сенной площади, на месте нынешнего зала "Октябрьский" на месте наземного павильона станции метро "Площадь Восстания" - это тоже хорошо. Потому что привыкают ко всему, стало быть, и к этим новым постройкам. И потому непонятно, по какой причине эти новостройки на месте храмов подвергаются в каталоге остракизму, чем безликий павильон станции метро лучше безликой Знаменской церкви, спроектированной невыдающимися архитекторами, подражателями "русского стиля" К. Тона? Если уж одобрять перестройку города, так всю сразу. Глаз же привыкает.

Дух мудрит

А еще на выставке я познакомился с Андреем Чирковым, младшим научным сотрудником и методистом музея. Он участвовал в разработке концепции и составил каталог, подобрав описанные выше примеры. Я прямо спросил его о социальном заказе "Газпрома" на выставку с таким содержанием, сказал, что по выставке без труда читается, что "Газпром" все заказал и проплатил. Чирков чуть оторопел от моей прямоты, назвал такую постановку вопроса "большевистской", по инерции утверждая, что у них выставка "просто так" - о конфликтах и противоречиях в архитектурной истории Петербурга, и к "Газпрому" все это не имеет отношения.
Однако я напирал и в итоге узнал следующее. Музей "Ниеншанц" в лице С. Касым и его, А. Чиркова, разработал проект такой выставки, инициативно предложил куда надо, и ООО "Газпром Нефть" дало денег под выставку с такой концепцией. Музей и его сотрудники заработали, о музее теперь заговорят, я, например, статью напишу - что же тут плохого? Да, концепция действительно "прогазовая". Но ведь и на самом деле, доверительно и гордо сообщил мне Чирков, "Газпром" - это же символ России, Главная Компания страны, и это счастье, что она принесла свои капиталы именно в Петербург... И у нее должно быть достойное здание.

Дальше все было произнесено близко к каноническому тексту, а когда я напомнил, что этот монополистический монстр, созданный в свое время В. Черномырдиным из Министерства нефтяной и газовой промышленности путем его приватизации, символизирует Россию как сырьевую базу развитых стран, и вряд ли стоит возводить небоскреб-памятник этому обстоятельству, а затем перешел к теме конформизма и обслуживания власти, Андрей Чирков внезапно сообщил, что он еще и лично заинтересован в строительстве и небоскреба, и нового элитного поселения на Охте, потому что не только в этом районе работает, но тут еще и живет.

Так ведь ваш дом снесут, а вас, к примеру, отправят на ПМЖ во Всеволожский район, - говорю я. - В поселок Янино...
А вот и нет, весело отвечает мне младший научный сотрудник, мой дом не попадает в зону сноса, зато вся земля вокруг и рядом резко подорожает и недвижимость тоже, поэтому я лично заинтересован. И потому он за строительство "Охта-центра". А рассуждения об архитектурных видах, панорамах, предметах охраны - это пустые забавы ретроградов, не чувствующих пульса времени.

Все счастливо совпало и вышло прагматично и очень современно: то, что выгодно "Газпрому", то выгодно и младшему научному сотруднику. Поэтому и проект "Газпрома" красивый, и "Газпром" - символ России, и все возражения ничтожны. Мне осталось только позавидовать такому совпадению интересов. Причины появления выставки и ее концепции сразу же приобрели конкретные очертания. Выгода - это не эстетика, не красота, это понятно сразу - при наличии вкуса и в отсутствие такового. Вот он, подлинный символ новой России - младший научный сотрудник, который осознал цели "Газпрома" своими собственными целями.

Теперь при капитализме сложился новый порядок: если человек говорит, что ему нечто выгодно, то неэтично противопоставлять выгоде какие-то другие параметры - скажем, красоту невских панорам, гармонию архитектурного контекста. В процессе разговора с А. Чирковым я постепенно и сам осознал смехотворность этих понятий рядом с дорожанием стоимости земли и квадратного метра жилплощади.
А если речь, положим, идет о катке на Дворцовой площади со всеми вытекающими из такого проекта выгодами, то просто неприлично напоминать о площади как памятнике архитектуры и т.п. ерунде. Тем более что активным промоутером проекта выступил губернатор.

На этом частном примере хорошо виден тот глобальный процесс, который фактически уничтожил охрану памятников. Это процесс доминирования товарно-денежных отношений над "духом".
Охрана памятников - феномен социализма, когда здание или участок земли нельзя было ни купить, ни продать. В тех условиях охрана старины была альтернативой ее уничтожения, причем и уничтожение, и охрана являлись чисто идеологическими конструктами. Снос церквей был лишен финансовой выгоды, как и сохранение культовых зданий. Это была чистая идеологическая борьба.

Когда все стало продаваться и покупаться, охрана памятников стала просто невыносимой для правящего класса, причем идея эта - "деньга велит" - уже стала спускаться вниз, к младшим научным сотрудникам, и именно это мы сейчас и наблюдаем.